Неточные совпадения
— Он всё не хочет
давать мне
развода! Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите же за кофеем — ушел; вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому что состояние мне нужно мое. Вы понимаете ли эту глупость, что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, — и от этого он хочет пользоваться моим имением.
Согласиться на
развод,
дать ей свободу значило в его понятии отнять у себя последнюю привязку к жизни детей, которых он любил, а у нее — последнюю опору на пути добра и ввергнуть ее в погибель.
— Муж
даст ей
развод, и тогда я опять уеду в свое уединение, а теперь я могу быть полезна и исполню свой долг, как мне это ни тяжело, не так как другие.
Место это
давало от семи до десяти тысяч в год, и Облонский мог занимать его, не оставляя своего казенного места. Оно зависело от двух министерств, от одной
дамы и от двух Евреев, и всех этих людей, хотя они были уже подготовлены, Степану Аркадьичу нужно было видеть в Петербурге. Кроме того, Степан Аркадьич обещал сестре Анне добиться от Каренина решительного ответа о
разводе. И, выпросив у Долли пятьдесят рублей, он уехал в Петербург.
Жениться на Сахалине ему было нельзя, так как на родине оставалась у него жена и
развода ему не
давала.
Слова «женат, вдов, холост» на Сахалине еще не определяют семейного положения; здесь очень часто женатые бывают обречены на одинокую безбрачную жизнь, так как супруги их живут на родине и не
дают им
развода, а холостые и вдовые живут семейно и имеют по полдюжине детей; поэтому ведущих холостую жизнь не формально, а на самом деле, хотя бы они значились женатыми, я считал не лишним отмечать словом «одинок».
Оставшиеся же супруги обыкновенно не
дают этого согласия: одни из религиозного убеждения, что
развод есть грех, другие — потому, что считают расторжение браков ненужным, праздным делом, прихотью, особенно когда обоим супругам уже близко к сорока.
— Сполна целостию. Нет, говорю: она моя жена теперь, шабаш. У меня женщину трогать ни-ни. Я вот этой Кулобихе говорю:
дай пять тысяч на
развод, сейчас разведусь и благородною тебя сделаю. Я уж не отопрусь. Я слово
дал и не отопрусь.
В основе было только то, что муж
дамы не хотел
давать ей
развода.
Получив такое разъяснение от подчиненного, старик Оглоблин в то же утро, надев все свои кресты и ленты, отправился к владыке. Тот принял его весьма благосклонно и предложил ему чаю. Оглоблин, путаясь и заикаясь на каждом почти слове, тем не менее, однако, с большим чувством рассказал о постигшем его горе и затем изложил просьбу о
разводе сына. Владыка выслушал его весьма внимательно, но ответ
дал далеко не благоприятный.
Оболдуева. А это еще лучше, потому крепче, и для всякой женщины приятнее. Какое же это сравнение! муж или другой кто! Муж завсегда при тебе, никуда не уйдет, а другого как удержишь! Ежели вам на
развод деньги нужны, так я могу
дать сколько потребовается, я за этим не постою. Кого я полюблю, так тому человеку очень хорошо; и подарки дарю и деньгами
даю.
Лотохин. Ну, моя птичка и расчувствовалась, и
дает ему много денег для
развода с женой.
— Просит у меня… да вы, пожалуйста, никому не говорите… просит,
дай ему удостоверение в дурном поведении жены. Хочет производить формальное следствие и хлопотать о
разводе. Вы, говорит, предводитель, должны знать домашнюю жизнь помещиков! А я… бог их знает, что у них там такое!.. Она мне ничего не сделала.
Федя. Да, я знаю его туп… прямолинейность, консерватизм в этом отношении. Но что же им нужно?
Развод? Я давно сказал им, что готов
дать, но условия принятия вины на себя, всей лжи, связанной с этим, очень тяжелы.
Впрочем, это все пустяки, а дело в том, что тут не только нет ничего неблагородного с моей стороны, как вы позволили себе выразиться, но даже совершенно напротив, что и надеюсь вам растолковать: мы, во-первых,
дали друг другу слово, и, кроме того, я прямо ей обещался, при двух свидетелях, в том, что если она когда полюбит другого или просто раскается, что за меня вышла, и захочет со мной развестись, то я тотчас же выдаю ей акт в моем прелюбодеянии, — и тем поддержу, стало быть, где следует, ее просьбу о
разводе.
— Какая вина? — продолжал я. — Что я сделал? Скажете, вы молоды, красивы, хотите жить, а я почти вдвое старше вас и ненавидим вами, но разве это вина? Я женился на вас не насильно. Ну, что ж, если хотите жить на свободе, идите, я
дам вам волю. Идите, можете любить, кого вам угодно… Я и
развод дам.
Уже уверенный, что это непременно произойдет, отчего, — спрашивал я себя в отчаянии, — отчего в одну из прошлых давнишних ссор я не
дал ей
развода или отчего она в ту пору не ушла от меня совсем, навсегда?
«Трудись, говорит. Мы тоже, говорит, без труда не живем. Когда уже так, то согласнее мы тебе
дать корову и другую с бычком, значит, для
разводу. Коси сено, корми скотину, пользовайся молоком и говядиной. Только греха, говорит, у нас этого не заводи».
— Ну, это еще вопрос, упало или не упало. И еще надо знать: упало оно ближе к нему или к ней?.. Если он успел
дать его в руки, когда говорились слова, тогда — кончено. После этого надо непременно
развод… А если тот жених — коган, из колена Левита, то ему (вы знаете?) нельзя жениться на разводке…
— Какие обстоятельства? Боязнь злых языков? Стара песня! А скажите мне, пожалуйста, графиня, сколько обязуется
давать вам ежегодно граф после
развода?
— А насчет мужа ты не беспокойся! — успокоивала она меня. — Он обязан
дать мне
развод. Всему городу известно, что он живет со старшей Костович. Мы получим
развод и повенчаемся.
— О, непременно! К сожалению,
разводы у нас трудны: и стоят денег, но тем не менее я употреблю все усилия
дать вам средства вести против меня процесс.
— Но я вовсе не хочу
развода! — живо сказала Ольга Дмитриевна, делая удивленное лицо. — Я не прошу у тебя
развода!
Дай мне паспорт, вот и всё.
«Мне уже осталось немного жить, — думал он, — я труп и не должен мешать живым. Теперь, в сущности, было бы странно и глупо отстаивать какие-то свои права. Я объяснюсь с ней; пусть она уходит к любимому человеку…
Дам ей
развод, приму вину на себя…»
— Ты поедешь к Рису навсегда. Я
дам тебе
развод, приму вину на себя, и Рису можно будет жениться на тебе.
Синод отвечал, что не может
дать делу хода, потому что «подано доношение, а не челобитная, как требуется законом, что для
развода не имеется крепких доводов», что Варвара Ивановна живет в Москве, следовательно, и просить надо московское епархиальное начальство, а не Синод.
— Парады!..
Разводы… Большое к себе уважение! Обернется, шляпы долой!.. Помилуй Господи!.. Да и это нужно, да во-время!.. А нужнее этого: знать, как вести войну, знать местность, уметь расчесть, уметь не
дать себя в обман, уметь бить! А битому быть — не мудрено!.. Погубить сотни тысяч!.. И каких, и в один день… Помилуй, Господи!..
Ведь нынче нетрудно и развестись. Везде разводятся, не в одних столицах, и в провинции. Ее подруга по гимназии — старше ее на два класса — успела уже побывать замужем, и когда они перестали ладить с мужем, он
дал ей
развод.
Это выражение:"
дать развод", нынче в особенно большом ходу. Еще девчуркой-подростком она уже знала и употребляла его.
— Начинайте хлопотать о моем
разводе и
дайте мне слово жениться на мне…